Алексей Снегирев видел ужасы фронта, получил серьезные ранения, но после возвращения смог начать жизнь заново
Летающие над головой ракеты и дроны, гибель гражданских и сослуживцев, страшные увечья детей и взрослых – все это видел, прошел, испытал на спецоперации Алексей Снегирев. Он участвовал в тяжелейших боях за Бахмут (Артемовск) и его пригороды – именно там получил три ранения.
Снегирев стал одним из десяти выживших бойцов в батальоне, где изначально числилось около 280 человек. Год назад солдат вернулся на гражданку и возглавил базу отдыха "Варежка". Какой ценой русские бойцы отвоевали Бахмут, о жизни и смерти на фронте и о том, что нужно делать солдатам после возвращения с СВО, Алексей Снегирев рассказал в большом интервью для amic.ru."Другого выбора там не было"
– До СВО вы никогда не принимали участия в боевых действиях. Почему решили пойти на спецоперацию?
– Действительно, в боевых действиях до начала СВО я не участвовал. Срочную службу проходил в 2001−2003 годах; тогда была Чеченская война, но я служил в мотострелковых войсках на Дальнем Востоке – в Хабаровске, Благовещенске. Знал, как с автоматом обращаться, как стрелять из него. На гражданке до отбытия на СВО я жил в Бийске, пять лет в море работал, в добыче. Работа тяжелая. По семь-восемь месяцев был в море, потом приезжал домой, к жене и ребенку, которому сейчас уже восемь лет.
Когда началась спецоперация, я посчитал своим долгом отправиться туда. Уволился с работы. В военкомат пошел только в августе 2022 года. Я бы и в апреле ушел, но у моего младшего брата в августе день рождения, он предложил отметить его и уйти.
Так и сделали. Через два месяца, в сентябре, и его по мобилизации забрали, сейчас он тоже на фронте. Что касается родственников, они в основном были против, говорили: "Зачем тебе это надо?" Но из-за вахт на море все привыкли, что я почти всегда в командировках. Так сын не заметил моего отъезда. Я же еще с 2016 года говорил, что если будет война, то я не буду дома сидеть. В итоге все согласились – другого выбора там не было.– Как вас готовили перед отправкой на фронт?
– Со всего края собрали мужиков. Кто-то трактористом был, кто-то менеджером... Все разные люди. Были и те, кто даже не служил на "срочке". Мы ходили, бегали, на полигон ездили. У нас было два вида бронежилетов – "Ратник" весом 8 кг и "Монолит" весом 16 кг. Со вторым я ходил. Было тяжело, ногами шаркал. Поднимал выше ноги, делал шире шаг. Потом бегал в нем. Затем "магазины" для автоматов вешать начали. В общем, стандартная военная подготовка.
– Понятно, что тренировки на полигоне мало похожи на реальные военные действия. Вы быстро привыкли к боевой обстановке?
– 22 сентября 2022 года мы зашли в зону спецоперации, начались боевые задачи, пришлось быстро привыкать. Я служил в саперном батальоне. Мы сначала зашли на Краснолиманское направление, город Рубежное. Помогали ополченцам, минировали или разминировали локации, неоднократно были и боевые столкновения. Но там нас спасал лес. Снаряд миномета летит, он разносит верхушки сосен, но до нас не достает, дроны нас также не видели. В марте мы зашли уже на Бахмут. Там было намного жестче, так как это открытые местности, поля и лесополосы. Украинцы все это "разматывали" минометами и дронами-камикадзе. А потом шли и добивали солдат.
"Города будут долго пахнуть смертью"
– Каким вы увидели Бахмут? И была ли там какая-то жизнь во время боев? В Мариуполе, например, бои шли в кварталах, где жили гражданские.
– В 2022 году мы заходили как раз через Мариуполь. Я был сильно впечатлен. В городе был свет только днем, ночью все завешано, что-то разрушено, но машины ездят, люди живут, не убежали. В Рубежном тоже жили люди, без света, с генераторами. А вот Бахмут и Соледар – это города-призраки. Там только военные были. Я видел несколько гражданских, как-то они выживали. Но там была смерть везде, ею пахло. И долго еще города будут смертью пахнуть. Там же разрушено все.
– А где ночевали? Как-то удавалось там организовать быт?
– Сначала мы ездили только на боевые задачи. Потом сделали себе штаб, сформировали поселение, наша часть начала там жить. В подвалах пятиэтажек все обустраивали, закупали тенты, генераторы, водонагреватели и так далее. То есть ты в обычную пятиэтажку входишь, завешиваешь окна, ставишь генераторы, привозную воду используешь. Войска прошли дальше – снова все перевозится. И так шаг за шагом.
– Кадры разрушенного Бахмута производят пугающее впечатление. Как город стал таким?
– Сначала украинцы прятались за мирными жителями. Потом начали наши заходить, стрелять. А там уже как попадут. Если противник стоит за пятиэтажкой, его достать не могут – нужно снести пятиэтажку. Кроме того, есть недолеты, перелеты. Также украинцы фосфором жгли. Едешь ночью, он сыплется – красивый такой, смерть несет. Фосфор прожигает все, если он на тебя падает – ты сгоришь. Кто-то попадал под него из солдат.
– Наверняка страшные картины были перед вашими глазами – раненые, убитые…
– Я видел, как трупы лежат. Мы с ними не работали, но случаи я знаю. Например, город Попасная (город в ЛНР, был взят российской армией весной 2022 года. – Прим. ред.) освобождали, открыли подвал, а там дети расстреляны – им по восемь-десять лет, лежат изнасилованные 16-летние девочки, тоже с пулями в голове. Даже у зверей такого нет.
"Со временем смерть становится повседневностью"
– Выжить солдату в Бахмуте было большим везением? И влиял ли на что-то боевой опыт?
– Здесь все в кучу – и везение, и боевой опыт. Я видел, как очень опытные ребята погибают и как фартит молодым, когда в них попасть не могут. Кому сколько предначертано – те столько и живут. Бывало, просто так люди погибают. На любой боевой задаче можешь погибнуть. Например, на Берховском водохранилище (находится в ДНР под Соледаром, российские войска взяли его в сентябре 2023 года. – Прим. ред.) мы другой берег отбивали. Зашли девять человек, а вышли трое. В одного снаряд от миномета попал – и человека нет, его разорвало. Второго не успели донести. На него дрон скинул гранату. Да и вообще у нас был батальон 280 человек, вернулось человек десять. Остальных нет.
– К такому наверняка привыкнуть невозможно...
– Ты принимаешь все эти смерти. В бою вы становитесь близкими людьми. Когда человек погибает, для тебя это личное, это трудно. Но со временем смерть становится повседневностью. Кто-то замыкается на этом, кто-то нет. Но держать в себе, принимать близко к сердцу не стоит, потому что оно потом начинает на психику действовать, ты так сойдешь с ума. Мне самому все это снилось, теперь отпускаю. Хотя увиденное навсегда со мной, забыть это невозможно. Слава богу, не приходилось родственникам говорить о смертях – я бы и не смог, наверное.
– Правда, что солдаты гибнут в основном от дронов?
– Да. Украинцы не умеют воевать. Они трусы. Когда ты один, а их 15, они тебе покажут силу. А в боевых столкновениях они бегут. Если бы не Запад, война бы давно закончилась.
– Вы сказали, что украинцы – трусы. Вам приходилось общаться с пленными? Была ли у вас к ним ненависть?
– Я видел пленных, но не общался ними. Это дело других структур. Помню, как вели татуированного пленного из банды "Кракен" (террористическая ультраправая организация, запрещенная в РФ. – Прим. ред.). По пояс раздет, руки связаны. Жирная морда такая. Говорит: "Мы вас всех убьем". К нему у меня ненависть. Или вот к членам нацбатальона "Азов" (признан в РФ террористической организацией и запрещен. – Прим. ред.) у меня ненависть есть. А бывают обычные мужики, которые не хотели воевать, их подобрали и кинули на фронт – понятно, они будут отстреливаться, как и любой человек. Такой спокойно сдастся в плен и потом приедет домой живым.
"Идеальный вариант для них – сдаваться"
– В СМИ писали, что Бахмут брала в основном ЧВК "Вагнер". Получается, и войск ВС РФ там было достаточно?
– Сложно посчитать количество тех и других, но там были и солдаты Минобороны, и ЧВК. Солдат ЧВК "Вагнер" было много. К ним большое уважение, они огромную работу сделали. Основную часть Бахмута брали они, Соледар также они брали. Мы совместно работали. Где-то они нам помогали, где-то мы им. Но тесно мы с ними не работали. Например, мы приходим на их позиции, а они нам указывают, где растяжки, куда не надо идти.
– Среди вагнеровцев и солдат ВС РФ есть бывшие заключенные, которые через СВО получили свободу. Как относитесь к таким бойцам?
– На фронте я общался с ними. Они говорят, что по-другому начали думать. Говорят, что не собираются применять свои навыки для совершения преступлений. Знают, какая там жизнь и чего им стоило вернуться сюда. Вот те, кто пошел на СВО из мирной жизни и научился убивать, спокойно могут заняться уголовщиной, если не найдут здесь поддержки.
– А вообще влияет ли происходящее на фронте и в самой России на моральный дух солдат? Ведь в период вашей службы был и мятеж ЧВК "Вагнер", и вывод войск из Харьковской области и из Херсона.
– Все по-разному на это реагируют. О бунте ЧВК разговаривали, но немного. Но это дома можно за стаканом обсуждать, а там боевые действия, поэтому долгих обсуждений не было. Угомонили их быстро – бесполезно идти против государства. Кто в Херсоне или в Купянске стоял – понятно, как они отреагировали на вывод войск. Кто-то в недоумении был, кто-то в гневе. Но во власти умнее головы, это не нам решать. Существуют обстоятельства, которые заставили командование так поступить. Там есть задача только выжить и победить. За событиями не сильно следишь.
– У солдат была сильная радость, когда появилась новость о взятии Бахмута?
– Все радовались, что Бахмут наш. Но радость эта была коротенькая. За Бахмутом были пригороды – Клещеевка, Верховка и так далее. Причем в городе может быть две-три улицы, а бьешься за них месяцами. Ведь противник знает каждую улицу, закуток, подвал. Пока ты сам не узнаешь город, ты его не возьмешь, даже если у тебя есть самая подробная карта. Пока улица одна останется – это не твой город. Ту же Клещеевку месяцами не могли взять, потому что в нее было невозможно зайти. Только заходишь – тебя "засыпают" с неба.
– Многие военные говорили о том, что продвижение было медленным, так как сам характер военных действий изменился. Например, нашей армии пришлось привыкать к дронам...
– Когда мы зашли, у нас были люди, мы духом сильнее, умнее их. Но украинцы были вооружены совсем другим оружием. Мы зашли по земле, а они воюют с неба. Мы летаем на самолетах, а у них дроны. Какой самолет дрон собьет? Самолет его не увидит и не услышит. А вот дрон все видит. Поэтому дроны были большой проблемой. Но потом ситуация изменилась, помогла в том числе гуманитарная помощь. Мы стали играть в навязанную ими игру, но уже по своим правилам, и начали побеждать. Сейчас все куда лучше, потому что небо наше. Их дроны закончились, а мы начали изготавливать свои. Теперь идеальный вариант для них – сдаваться.
"Фильм ужасов можно снять"
– Вы уже говорили, что на фронте были трижды ранены. При каких обстоятельствах это произошло?
– Первое ранение было в ногу. Прогремел взрыв. Со мной был 21-летний паренек, он погиб – два осколка в легкие залетело. А я сам вышел оттуда в итоге, попал в госпиталь, потом вернулся на фронт.
Второе ранение было, когда мы зашли в деревню Верховка, начали окапываться, там нас увидела либо "птичка", либо снайперы. Неаккуратно сработали. Расслабленно себя вели, копали окопы, разговаривали. И по нам начал работать танк. Снаряд половину моей ягодицы снес. Я тоже сам вышел, шел километр, обезболивающее колол. Потом был госпиталь, 45 суток дома, после чего обратно уехал.
А третье ранение случилось 5 февраля 2024 года – я сидел в гараже, закурил и тут взрыв. Я свой крик услышал – и все. Глаза уже в реанимации открыл. Больше суток в коме лежал. Врач сказал, что я силен духом, обычно подольше лежат. Дальше был госпиталь. Ноги были забинтованы, одного глаза лишился – два осколка туда залетели, половина лица обгорела. Но на коляске я долго не катался – на костыле ходил. Я бы вернулся туда, хотел, но здоровье уже не позволяет. Каждый должен занимать свое место. Когда глаз не видит, чем я уже помогу?
– Будучи в госпитале, вы наверняка навидались страшных картин?
– Разные были картины. Паренек был – одна рука целая, другой нет, ног нет – одно колено ниже, второе выше. Но главное, мужское достоинство целое, нормально. В Санкт-Петербурге в госпитале тоже видел: у паренька рук и глаз нет – прилет случился, когда он держал ящики – и глаза выбило, и руки оторвало. Ни потрогать, ни посмотреть не может. У другого паренька пол-лица зашито – бабахнуло, и лицо отпало, срезало его. Фильм ужасов можно снять.
– После всех этих картин участнику СВО наверняка нужна психологическая реабилитация?
– Она необходима, причем реабилитация нужна всю жизнь. Когда видишь смерть и кровь, это накладывается на психику, может сгубить жизнь. Ты привыкаешь к адреналину, как к наркотику. Без него многие жить не могут, идут на боевую задачу ради адреналина. Приезжаешь домой, а этого нет. Начинают искать, уходят в запои, здравый смысл отключается, пьяный мозг начинает искать себе адреналин в драках. А если пьяный человек умеет убивать – он обязательно убьет. Поэтому нужна реабилитация, где голову ставят на место. Ты учишься уже сам помогать фронту: организовывать сборы, устраивать концерты для солдат СВО, вовлекать их в какую-то деятельность. Без нормальной реабилитации человек будет и жалеть себя. Но это неправильная позиция.
"Это не нам должны – это мы должны"
– Чем вы занялись после возвращения с СВО на гражданку?
– После СВО я переехал в Барнаул из Бийска. У меня были юридические проблемы, нужен был совет. Я обратился к депутату Барнаульской городской Думы, предпринимателю Павлу Авкопашвили, он помог с юридическими делами и с работой. Благодаря ему я попал в программу реабилитации "Время героев", которая помогает адаптироваться к гражданской жизни и учит тебя быть нужным. Я прошел программу. Сначала был помощником Павла Авкопашвили, занимался гуманитарной помощью, затем он назначил меня гендиректором "Варежки" (база отдыха в барнаульском поселке Южном, находится в аренде у Авкопашвили, который восстановил озеро. – Прим. ред.). Раньше я не руководил базой отдыха, но это работа интересная. Также я сейчас получаю высшее экономическое образование в Аграрном университете.
Справка: "Время героев" – это кадровая программа развития для участников спецоперации по обучению и подготовке кадров для госслужбы и "формированию новой элиты России". Она стартовала с 1 марта 2024 года. Реализуется программа на базе мастерской управления "Сенеж" и РАНХиГС.– Насколько эффективна помощь государства участникам СВО? Слышал, здесь есть разные мнения.
– Государство серьезно помогает участникам СВО – это выплаты, социальная поддержка, реабилитация, санатории, семьям дают дрова, даже землю, раненым предоставляют протезы. Конечно, проблемы есть, они решаются. Существуют люди, которым кто-то что-то должен принести, им все мало, они привыкают ничего не делать, думают, что им должны даже водку бесплатно наливать. Но это не нам должны – это мы должны быть примером для других, для своих детей. Не нужно ждать, что кого-то тут будут на руках носить. Ты прошел СВО – мужик, огромное уважение. Зачем сопли распускать? Тебе помогли – помоги и ты другим.
– Многие солдаты говорят о диссонансе между фронтом и жизнью в тылу. Как будто здесь о спецоперации никто не говорит...
– В мирной жизни мы можем за кружкой пива поматерить украинцев, европейцев, но на этом все заканчивается. Просыпаешься – у тебя семья, дети, не дай бог, кто-то из родственников болен, тебя закручивает жизнь, ты занимаешься ею, строишь свою семью, свой быт, тебе не до фронта, и это нормально.
Я не осуждаю и тех, кто не пошел на СВО. Если нет мобилизации, то это выбор каждого. Не всем быть на фронте – значит, ты нужен здесь. Невозможно всех загнать туда. Кто здесь останется? Если мы все уедем туда, здесь будут одни мигранты. И вот эту проблему с миграцией мне принять сложнее всего. Рядом с "Варежкой", например, работают на стройке мигранты, которые ведут себя не вполне культурно: ломают мусорки, детские качели, площадки, орут. Зачем они тут? Зачем привозят сюда свои семьи? Они получают российское гражданство. Считаю, что давать гражданство можно только тем мигрантам, кто прошел фронт.
– Ваше восприятие СВО сильно отличается от того, что видят по телевизору обычные граждане? Изменилось ли у вас отношение к войне как к явлению?
– Сейчас я лучше понимаю, где там правда. Есть проблемы, которые обычным гражданам не стоит показывать. У людей психика и понимание жизни разное, и какие-то вещи знать просто незачем. Кто-то не так поймет услышанное, и это может вылиться в проблему. Я смотрю всякие мнения, одного быть не должно, но сам считаю, что надо было ввести войска в Донбасс и сделать все еще в 2014 году. То, что мы там, это правильно. Конечно, сама по себе война никому не нужна, потому что погибают люди. Но с появления человека всегда были войны. И это естественная часть жизни, как рождение или смерть.
Свежие комментарии